И оживут слова. Часть III - Наталья Способина

К вечеру дождь прекратился, и я вышла на крыльцо, выходившее в палисадник. В покоях было душно из-за протопленной печи и прикрытых ставней, поэтому теперь я с жадностью вдыхала прохладный влажный воздух, кутаясь в плащ и думая о том, что за весь день так больше и не увиделась с Добронегой. Я пыталась успокоить себя тем, что, вероятно, она провела это время с пострадавшим малышом, но в глубине души я понимала, что это не так: мать Радима меня избегала.

Неожиданно за моим плечом раздался голос князя:

— Не застынешь?

Я вздрогнула и, оглянувшись, подумала, нужно ли здороваться. Любим понял мою заминку по-своему и повторил:

— Не застыла бы.

— Я… тепло оделась, — указала я на плащ и поняла, что в протопленной комнате всяко будет лучше.

Любим рассматривал меня, хмурясь так, словно собирался спросить о чем-то неприятном. Я решила не дожидаться его вопросов и, выдавив из себя улыбку, попыталась проскользнуть в дом.

— Погоди, — остановил меня князь.

Послушно замерев, я мысленно умоляла Миролюба оказаться сейчас рядом. Я боялась князя, и ничто не могло этого изменить: ни благосклонность Миролюба, ни положение его невесты. Я прямо кожей чувствовала антипатию Любима. Словно он был бы рад, если бы я исчезла из его дома, из княжества — вообще исчезла. Он, должно быть, радовался, когда Всемила пропала. Зачем же тогда сговорил сына на этот брак?

— С Миролюбом поладили? — нейтральным тоном спросил князь, цепко глядя мне в глаза.

Я сглотнула и кивнула.

— Стало быть, скоро праздновать нам? — тон князя был вопросительным, будто от меня тут что-то зависело.

Я снова кивнула, потому что понятия не имела, что еще сделать. Ну? не говорить же князю правду.

— Что-то ты молчишь, точно рыба. Раньше бойчее была, — произнес Любим и собирался что-то добавить, но тут из дома вышел Альгидрас, и мы с князем воззрились на него с одинаковым изумлением.

— Ты что здесь делал? — холодно спросил Любим, преградив Альгидрасу дорогу.

— Я… ребенка вернул, — негромко ответил тот, глядя в лицо князю.

В его взгляде был совершенно неуместный сейчас вызов.

— То утром было.

Альгидрас ничего не ответил, и я перестала дышать в ожидании княжьего гнева. Однако за спиной Альгидраса вдруг появился Миролюб. И когда эти двое стали неразлучны?

— Его я пригласил, отец. Прости, что без дозволения. Он в моих покоях был. Мальчонку смотрел.

Любим нахмурился, однако спросил:

— Как там?

— Жар. Спит.

Любим покачал головой и указал было взглядом на меня, а потом махнул рукой:

— Как знаешь.

С этими словами он вернулся в дом и, проходя мимо, постарался даже краем рубахи не задеть прижавшегося к перилам Альгидраса.

— Этим ходом князь не хо-о-одит, — передразнил Альгидрас, обернувшись к княжичу.

— Он, верно, за Всемилкой вышел, — попытался оправдаться Миролюб и обратился уже ко мне: — Вы говорили?

Я кивнула и призналась:

— Он про свадьбу спрашивал.

— Вот как… — протянул Миролюб, однако больше ничего не добавил.

Я же против воли посмотрела на Альгидраса. Тот смотрел в ответ, словно ожидая каких-то пояснений. Сперва я мстительно хотела соврать, что мы с князем обсуждали будущий праздник, который я жду с нетерпением, но вдруг поняла, что не смогу. Я отвернулась к палисаднику, разглядывая мокрую альпийскою горку, только чтобы не видеть его глаз. Он не имеет права так смотреть. Я — не его.

— Я пойду, — раздался за моей спиной голос Альгидраса.

— Я тебя завтра за воротами встречу, чтобы с отцом разминуться, — отозвался Миролюб.

Альгидрас сбежал по ступеням, кутаясь в плащ, и через мгновение скрылся на одной из многочисленных тропок. Даже не попрощался. Крыльцо скрипнуло за моей спиной, и я почувствовала, как плеча коснулась рука Миролюба:

— Не кручинься, ясно солнышко.

Я горько усмехнулась. Вот и всплыл вопрос о свадьбе. Только мне уже больше не было страшно — было больно настолько, что хотелось сесть на мокрые ступеньки и разреветься.

— Как Злата? Мне ничего о ней не говорят, — вместо этого спросила я, не оборачиваясь.

— Лучше ей. Кашель на убыль пошел.

— Добронега не пускает к ней.

На этот раз я обернулась, чтобы увидеть его лицо. Миролюб озадаченно нахмурился, на его лбу пролегла складка.

— Да? Может, поверья какие женские, — пожал он плечами. — Хочешь, у сестры спрошу?

Я помотала головой. Не стоило упорствовать, раз Добронега не хочет. Вдруг и правда какие поверья, а я влезу. Они над будущим ребенком трясутся как над чудом. Впрочем, это и есть чудо.

— У тебя много сестер? — спросила я.

— Пять.

— Ты их любишь?

Если Миролюба и озадачил мой вопрос, то он не подал вида.

— А как иначе?

— А есть та, которую больше других?

На этот раз он улыбнулся непривычно тепло, и его лицо разом просветлело:

— Есть, и ты ее знаешь. Я ревел два дня, когда мальцом узнал, что Златка в Свирь уедет, как вырастет. Это потом уж смирился, а по первости… Она моя любимица. Только никому не говори.

— Даже ей?

— Особенно ей! А то браниться будет. Она с детства говорила, что нужно всех равно любить.

Я невольно улыбнулась, понимая, что не ошиблась. Миролюб вправду нежно любит Злату. Оттого и печется о судьбе Свири. «Интересно, не предложат ли сейчас Злате остаться в отцовском доме до самых родов? Вдруг вся эта поездка была затеяна для того, чтобы убрать Злату из неспокойной Свири? А заодно и посадить Радима на короткий поводок», — вдруг подумалось мне.

* * *

Следующее утро сложно было назвать добрым. Добронега, возвращения которой я так и не дождалась накануне, сегодня ощутимо нервничала, и ее нервозность передавалась мне. Я понимала, что должна напрямую спросить, что происходит, но отчаянно трусила, изо всех сил цепляясь за иллюзию, что мне все это только кажется. Но как бы я ни старалась игнорировать ситуацию, мозг сам собой обрабатывал имевшуюся информацию, и я пришла к неутешительному выводу: мать Радима теперь смотрела на меня как на человека, который может представлять опасность. Причем началось это уже здесь, в Каменице, а вот что послужило толчком?..

После завтрака, когда Добронега засобиралась уходить, а мне пришло в голову, что раньше она ни за что не оставила бы Всемилу одну в чужом доме без веской причины, я наконец решилась:

— Как Злата? — начала я издалека.

Добронега уселась на струганую скамью и подняла на меня усталый взгляд. Она молчала чересчур долго для обдумывания ответа на такой простой вопрос. В другой ситуации я бы успела всполошиться, испугавшись, что с женой Радима что-то случилось, но сейчас я чувствовала, что Злата здесь не при чем.